Я сижу за стенкой, бирюк-бирюком, и вижу их, и перекидываюсь парой слов, только когда плетусь заваривать чай.
Иногда кому-то из них улыбается удача: клиент соглашается подписаться на месяцы и годы вперёд на то самое, что с нарастающим отвращением и через пень-колоду произвожу я. Тогда возбужденный продавец звонит в судейский колокольчик, добавляя какую-нибудь щенячью фразу, вроде "I am excited", а иногда даже напевает. CSO, - видавшая виды этническая гречанка, откликается из своего угла: "Well done!" Свои удачи они записывают на большую белую доску; у них соревнование, и самых удачливых в конце года ждут призы. Меня в конце года не ждёт ничего, ни хорошего, ни плохого.
За другой стенкой время от времени начинают работать печатные станки. Когда они стихают, наступает тишина, полная слабых шорохов застарелой офисной жизни - далёких телефонных звонков, неразборчивого бормотания полузнакомых лиц, нытья принтеров, писка микроволновых духовок.
Если закрыть глаза, то можно вообразить, что кресло - мягкий холм под кустами, лязг и стрекот станков - это шум тракторов с говномолотилками, колокольчики висят на шее у коров, в ветвях пищат неизвестные никому птицы и на поле высокими голосами перекликаются косцы, а я вовсе не пропитанный ядовитой скукой X, а радостно-удивленный Z, как полагалось бы быть по-хорошему.
"Они косили и пели, и лес звучно откликался им".
...
"Ах, коли лучше найдешь - позабудешь,
Коли хуже найдешь - пожалеешь!"
