Савелий Балалайкин (balalajkin) wrote,
Савелий Балалайкин
balalajkin
Category:

Как эсер Чернов жаловался англичанке.



...

в Мо­скве ожидались необычные заграничные гости -- англий­ская рабочая делегация. Большевики и тогда уже были ве­личайшими мастерами втирать очки иностранным посетите­лям. Мы уже привыкли к тому, что эти гости, обычно не зная ни слова по-русски, с самого начала попадали в руки забот­ливых большевистских чичероне и затем ни на минуту не могли вырваться из заколдованного круга подставных людей и показных картин.
   Но на этот раз ехали не легкомысленные репортеры, не наивные простачки-идеалисты и не дельцы, которых можно было задобрить ухаживанием, лестью и пря­мым или косвенным подкупом. Я решил, что во что бы то ни стало увижусь с английскими гостями, хотя бы они были окружены несколькими рядами сыщиков.
   Обстоятельства мне благоприятствовали. Местный со­юз рабочих-печатников устроил в большом зале консервато­рии большое общее собрание в честь приезжих. Во главе союза печатников тогда стояли меньшевики и эс-еры; боль­шевики, несмотря ни на какие усилия, не могли овладеть сою­зом, и из боязни всеобщей забастовки типографии не реша­лись завладеть союзом путем ареста выбранного правления и простой замены его удобными им людьми.
   Я решил явиться на это собрание, попросить слова и публично сказать всю жестокую и неприглядную правду о большевиках. В самом собрании бояться мне было нечего. В это время настроение рабочих масс вообще и печатников в частности давно уже было резко противобольшевистское. Стало быть, вопрос за­ключался только в том, как незаметно проникнуть в здание и как безопасно из него уйти. Первое было просто. Я рассчи­тывал на неожиданность. Оставалось только обеспечить от­ступление.
   Но несколько десятков решительных людей могли легко загородить все выходы из театра на это короткое вре­мя, которое мне потребуется, чтобы скрыться. В преданных людях, готовых рискнуть на это, недостатка у нас не было.
   Благодаря принятым мерам предосторожности я пробрался в здание театра совершенно незаметно. Я попросил слова в качестве делегата партии, не называя своего имени, и даже, появившись на трибуне, не сразу был всеми узнан. Получив слово, я произнес, имея в своем распоряжении, по регламенту, всего 15 минут, краткую речь:
  
   "Товарищи, -- сказал я в этой речи, -- позвольте мне от вашего имени приветствовать представителей английского пролетариата, которым впервые удалось прорвать сеть колю­чих проволочных заграждений и перешагнуть через искус­ственно вырытую пропасть, отделяющую Россию от всего ми­ра. Одним своим присутствием они оказали нам неоценимую услугу. Давно уже в России мы не видели такого зрелища, как это собрание -- массовое собрание рабочих, никем не подта­сованное, не процеженное сквозь десятки простых и чрезвы­чайных сит, собрание не бюрократических верхов бывших про­фессиональных союзов, превращенных в правительственные канцелярии, а самых рабочих низов со свободным словом и свободной трибуной.
   От всего этого мы уже успели отвык­нуть, от всего этого нас успели отучить. Но вот, после осен­него октябрьского потопа, бесследно смывшего с лица земли все добытые февральской революцией вольности, является первое дуновение свободы, которое так жадно вдыхают наши легкие. И я предлагаю вам, товарищи, вставанием и дружны­ми аплодисментами благодарить за эту новую услугу пред­ставителей английского пролетариата (собрание поднимает­ся и аплодирует присутствующим членам английской рабо­чей делегации).
   Товарищи, наши гости застают Россию в момент ог­ромной, мировой важности. Чтобы найти в летописях что-либо подобное, нам пришлось бы отойти в седую даль, к пер­вым векам христианства, когда оно выступало как религия обездоленных, религия трудящихся и обремененных, идущая на мученичество и дерзнувшая в своих первых порывах к братству дойти до коммунистической общности имуществ.
   И вот, перед глазами изумленного мира, эта религия подверг­лась медленному, но фатальному перерождению. Она стала господствующей религией, она отвердела в церковную иерар­хию, поднявшуюся из подполья на самую вершину обществен­ной пирамиды. Люди, еще недавно произносившие обеты нестяжания, нищенства и презрения к земным благам, постепенно превращались в людей, упоенных властью и верными спутниками власти -- богатством, блеском, мишурою и ком­фортом высоко вознесясь над толпою -- по-прежнему голодающей, холодающей и забитой толпой.
   Когда-то гонимые, рыцари свободного духа превратились потом в деспотов, го­нителей, искоренителей ересей, инквизиторов совести, тю­ремщиков души и тела. Та же роковая судьба на наших глазах постигает и нашу правящую партию. Когда-то ее про­грамма была животворящей, кипучей, свободной и смелой социальной и революционной религией гонимых. Ныне она превратилась в казенный, застывший, мертвящий, деспоти­ческий символ веры гонителей. Под новой коммунистической фирмой возродилась, развилась, пышным цветом распусти­лась советская буржуазия и советская бюрократия. О том ли мечтали рабочие? -- Они, по самой природе вещей, стреми­лись к своему свободному, рабочему социализму -- социализ­му вольного массового творчества.
   Могли ли они думать, что получат вместо этого какой-то новый, партийный абсолю­тизм, какой-то своеобразный опекунский социализм, олигар­хически-чиновничий, по строю управления, казарменный и военно-каторжный по методам, словом, аракчеевский ком­мунизм?
   И как лучшие из христиан, с горьким недоумением и разочарованием спрашивали новоявленных блестящих прела­тов церкви: что сделали вы с нашей верой, верой простых галилейских рыбарей, людей вольного труда? Так и теперь, лучшие из рядов самих коммунистов должны были бы, очнув­шись от гипноза, спросить своих вожаков: что сделали вы с нашим рабочим социализмом, зачем вынули вы из него самую его душу -- свободу, мать всякого живого творчества? Зачем вы обрекли его на бюрократическое вырождение, превратили его в живой труп?".
  
   По окончании моей речи, из многочисленной аудитории стали раздаваться голоса: "Имя, имя оратора!". Председа­тель в ответ на это сказал: "Так как партия социалистов-революционеров объявлена нелегальной, мы не считали себя вправе спрашивать имя оратора". Но мне не хотелось скры­вать от этой явно сочувственной аудитории свое имя и перед тем, как покинуть трибуну, я сказал:
   -- Вы хотите знать мое имя? Я -- Чернов.
  Собравшиеся сейчас же поднялись, многие вскочили на стулья, и мне была устроена такая овация, какой за всю мою жизнь мне не приходилось переживать.
   Миссис Сноуден и другие английские делегаты бросились ко мне и стали задавать вопросы, но члены нашего ЦК и дру­гие товарищи схватили меня за руки и увели из помещения: "Скорее, скорее, тут вам не Англия".



--- Из воспоминаний Чернова, Виктора Михайловича, члена партии социалистов-революционеров, бывшего председателя Учредительного Собрания, бывшего министра земледелия Временного Правительства, бывшего русского дворянина.

Речь идет о митинге 23 мая 1920 года, проводившемся в Петрограде профсоюзом типографщиков. После этого митинга Чернову удалось бежать за границу, но члены его семьи попали в заложники ЧК.

Чернов, кстати, опускает пикантную подробность: неузнанным пробраться на контролируемую большевистским правительством театральную сцену ему помог клоунский грим и чудовищный парик.
Tags: альфа
Subscribe

  • (no subject)

    Погулял под дождём по местному пляжу, с детектором. Пьяные женщины своим драгоценностям не хозяйки (кольца исключительно женских размеров). У пьяных…

  • (no subject)

    С низкого старта, со вчерашних дождей с грозой и холодным ветром, местная погода взяла высоту в 33 С, с духотой и зноем - всё как полагается…

  • (no subject)

    Купил и третий день практикуюсь с Manticore. В сравнении с Nokta Makro - как трепетная лань против здорового жеребца. Реагирует на много чего, но по…

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
    Help
  • 0 comments