Огромное поле, на нем копошатся люди впритык друг к другу, с лопатами, граблями и другими сельскохозяйственными орудиями неприятного труда. Все одеты в модное, но грязное и неопрятное. Все мокры.
Я сижу на бархатном казенном стуле на подмостках, которые делят этот мир на две половины, меня от этого поля ничего не отделяет, подмостки почти вровень с грязью. Но никто не восходит из грязи на подмостки, и не сходит с них в грязь.
Я сижу и смотрю, как напряженно и зло работают эти люди. Напротив меня трудится стандартная семья, женщина ожесточенно втыкает штык лопаты в почву, подхватывает мокрое месиво и старается закинуть подальше на подмостки, едва не попадая мне на брюки. При этом очевидно, что она меня видит, но делает вид, что не замечает и вообще на меня ужасно сердита, кривит рот и отворачивается. У меня появляется некое душевное движение - сойти и помочь ей, я ведь знаю, как правильно рыть эту землю, не надрываясь вот этак, но мне конечно лень, и я лишь опираюсь коленом о стул - и с этим движением я просыпаюсь.